Под монашеским одеянием на Филипе было лишь исподнее.

– Но, милорд, – воскликнул он, – а в чем я буду ходить?

– Я совсем забыл, как стеснительны вы, монахи. – Стефан щелкнул пальцами молодому рыцарю. – Роберт, одолжи-ка мне твою тунику. Живо!

Рыцарь, кокетничавший в это время с какой-то девушкой, проворно скинул тунику и с поклоном подал ее королю. Его подружка весело захихикала.

Стефан протянул тунику Филипу.

Филип проскользнул в крохотную часовенку Святого Данстана, перекрестившись, попросил у этого праведника прощения и, сняв сутану, облачился в короткую алую тунику рыцаря. Воистину выглядел он очень странно: с шести лет Филип носил монашеские одежды и теперь чувствовал себя более чем неловко. Он вышел из часовни и вручил сутану Стефану, который тут же через голову натянул ее на себя.

– Если хочешь, пойдем со мной, – ошарашил его король. – Ты сможешь рассказать мне о Кингсбриджском соборе.

Филип колебался. Первым его желанием было отказаться. Часовые на стенах замка могли убить приора, ибо одежды священнослужителя уже не будут защищать его. Но ему предоставлялась возможность побыть наедине с королем и подробно рассказать ему и о каменоломне, и о рынке. Такой шанс может уже не представиться.

Стефан поднял свою отделанную белым мехом пурпурную мантию.

– Надень это, – сказал он Филипу. – Если они начнут стрелять, ты будешь отвлекать их стрелы на себя.

Стоявшие поблизости придворные притихли, следя за тем, что будет дальше.

Филипу стало ясно, что король уже все решил. Он считал, что приору нечего делать в военном лагере, и не собирался тратить на него время за счет воинов, кои рисковали жизнями за своего короля. Возможно, это было справедливо. Но коли так, Филипу придется возвращаться домой и оставить надежду вернуть себе каменоломню и вновь открыть рынок. Принимая предложение короля и глубоко вздохнув, Филип проговорил:

– Наверное, Господу угодно, чтобы я умер, спасая жизнь своего короля. – Он взял пурпурную мантию и надел ее.

В толпе придворных послышался шепот изумления; да и сам Стефан, казалось, был весьма удивлен. Все ожидали, что Филип откажется. Он и сам тут же пожалел о своих словах, однако выбор был уже сделан.

Стефан повернулся и направился к северному входу в собор. Филип последовал за ним. Несколько придворных хотели было пойти с ними, но Стефан сделал им знак остаться и сказал:

– Даже монах может вызвать подозрение, если его будет сопровождать целая свита придворных. – Он поднял капюшон сутаны, и они пошли через кладбище.

Когда они проходили мимо лагеря, дорогая мантия Филипа притягивала любопытные взгляды воинов, которые принимали его за знатного вельможу и были озадачены тем, что не узнают его. От этих взоров Филип чувствовал себя каким-то самозванцем. На Стефана же никто внимания не обращал.

Они не пошли прямо к главным воротам замка, а, попетляв в лабиринте узеньких улочек, очутились возле церкви Святого Павла, что стояла напротив северо-восточного угла замка, стены которого были возведены на вершине массивного земляного вала и окружены пересохшим рвом. Между рвом и ближайшими домами имелся проход шириной около пятидесяти футов. Держась поближе к городским домам, Стефан зашагал по траве в западном направлении, внимательно разглядывая северную стену замка. Рядом шел Филип, которого король заставил идти слева от себя, между собой и замком. Здесь лучники имели прекрасную возможность сразить любого, кто посмел бы приблизиться к стенам. Умереть Филип не боялся, но его пугала боль, и он все думал, больно ли будет, если в него попадет стрела.

– Что, страшно, Филип? – спросил Стефан.

– Ужасно, – честно признался приор и довольно бесцеремонно добавил: – А тебе?

Стефан натянуто засмеялся:

– Немного.

Филип помнил, что это был его шанс поговорить насчет собора, но, когда его жизнь была в такой опасности, он не мог сосредоточиться. Его глаза постоянно косили в сторону замка и шарили по стене, выглядывая прицеливающегося в него лучника.

Замок занимал всю юго-западную часть внутреннего города. Его западная стена являлась частью городских укреплении, так что, чтобы обойти его кругом, нужно было выйти из города. Стефан провел Филипа через западные ворота, и они очутились в районе, который назывался Ньюлэнд. Дома здесь напоминали крестьянские избы с большими садами. С полей, расположенных за этими домами, дул холодный, промозглый ветер. Продолжая осматривать укрепления замка, Стефан повернул на юг. Он указал на маленькую дверь в крепостной стене и произнес:

– Вот где проскочил сбежавший от меня Ранульф Честерский, когда я взял город.

Здесь было уже не так страшно. По дорожкам ходили люди, а стены охранялись уже не столь усиленно, ибо засевшие в замке ожидали нападения прежде всего со стороны внутреннего города. Филип набрал в себя побольше воздуха и выпалил:

– Мой король, если меня убьют, не мог бы ты разрешить открыть в Кингсбридже рынок и заставить Уильяма Хамлея вернуть каменоломню?

Стефан медлил с ответом. Они спустились к юго-западному углу замка и посмотрели на сторожевую башню. Отсюда она казалась высокой и неприступной. Чтобы пройти вдоль южных укреплений, они через еще одни ворота вошли в нижний город. Филипа вновь охватил страх. Тем, кто находился в замке, было вовсе не трудно догадаться, что двое неизвестных, обходивших его укрепления, являются вражескими шпионами, а потому они превратились в прекрасные мишени, особенно тот, что в пурпурной мантии. Чтобы отвлечься от своих страхов, Филип тоже принялся рассматривать крепость. В стене виднелись небольшие отверстия, через которые выбрасывались грязь, мусор и нечистоты из отхожих мест – все это стекало вниз и гнило. Неудивительно, что здесь стояла жуткая вонь. Филип старался дышать не слишком глубоко. Они ускорили шаг.

На юго-восточном углу была еще одна башня, поменьше. Филип и Стефан уже преодолели три стороны квадрата. Филип гадал: уж не забыл ли король про его вопрос? А спросить снова он не решался. Стефан мог подумать, что на него нажимают, и обидеться.

Они добрались до главной улицы, что проходила через центр города, и вновь повернули, однако, прежде чем Филипп успел облегченно вздохнуть, они, пройдя через ворота внутреннего города, очутились на нейтральной территории между собором и замком. Здесь, к ужасу приора, король остановился.

Он заставил Филипа встать таким образом, чтобы через его плечо можно было обозревать замок. Незащищенная спина приора, покрытая отделанной горностаем пурпурной мантией, оказалась обращенной к ощетинившейся копьями часовых и стрелами лучников надвратной башне. Филип замер как статуя, в любую минуту ожидая получить в спину копье или стрелу. Несмотря на морозный ветер, его прошиб пот.

– Я дал тебе каменоломню несколько лет назад, так? – заговорил король Стефан.

– Не совсем, – скрипя зубами, ответил Филип. – Ты позволил нам брать из нее камень для собора. А саму каменоломню ты отдал Перси Хамлею. И теперь сын Перси Уильям выгнал оттуда моих каменотесов, убив пять человек, включая женщину и ребенка.

– Не следует ему так поступать, особенно если он хочет, чтобы я сделал его графом Ширингом, – задумчиво произнес Стефан. Филип воспрянул духом. Но через мгновение король воскликнул: – Будь я проклят, если знаю, как проникнуть в этот замок!

– Прошу тебя, заставь Уильяма вернуть каменоломню, – твердил Филип. – Он пренебрегает твоей волею и обкрадывает Господа.

Казалось, Стефан не слышит его.

– Не думаю, что там много воинов, – все так же задумчиво рассуждал он. – Я подозреваю, что почти все они на стенах, дабы ввести нас в заблуждение относительно их силы. А что там насчет рынка?

«Он испытывает меня, – решил Филип, – заставляя стоять спиной к вражеским лучникам». Он вытер лоб отделанной мехом полой королевской мантии.

– Мой король, каждое воскресенье в Кингсбридж приходят люди со всего графства, дабы помолиться и бесплатно потрудиться на строительстве собора. Когда это только началось, там появились несколько предприимчивых мужчин и женщин, которые стали продавать добровольным работникам пироги с мясом, вино, шляпы, ножи и прочее. И так, постепенно, образовался рынок. И вот я прошу тебя дать разрешение на его существование.